Действительный член Академии наук Республики Татарстан
(1923-2019 гг.)
Военный теоретик. Историк. Доктор военных наук (1982), профессор, доктор исторических наук, действительный член Академии естественных наук Российской Федерации, президент Академии военных наук Российской Федерации. Генерал армии (1989), академик АН РТ.
Окончил Ташкентское пехотное училище (1941), окончил с золотыми медалями военную академию им. М.В. Фрунзе (1950), военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР (1959). Последняя должность в Вооруженных Силах - заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
Один из крупнейших ученых в области военной науки. Область научной деятельности - раскрытие сущности и содержания военной политики и доктрины России и Содружества независимых государств, исследование современных проблем военного искусства и истории Второй мировой войны. Особого внимания заслуживают исследования в области научной методологии системы знаний о войне и оборонной безопасности. Разработанные по этим вопросам предложения приняты РАН и в “Военной энциклопедии”.
М.А. Гареев разработал и представил в Совет безопасности Российской Федерации предложения по более экономичному и эффективному обеспечению оборонной безопасности страны политико - дипломатическими, экономическими, информационными средствами в сочетании с военной мощью.
Исследовал геополитические и экономические основы оборонной безопасности Российской Федерации, основные направления совершенствования системы комплектования Вооруженных Сил, форм и методов подготовки офицерского состава с учетом перспектив развития военного дела. В трудах содержатся военно - исторические исследования проблемных вопросов Великой Отечественной и других войн.
М.А. Гареев - автор двухсот двадцати научных трудов, в том числе пяти монографий. Основные из них, изданные в России и за рубежом: “Военная наука”, “Тактические учения и маневры”, “М.В.Фрунзе - военный теоретик”, “Если завтра война“, “Неоднозначные страницы войны”, “Афганская страда”, “Маршал Жуков - величие и уникальность полководческого искусства”, “Геополитические и экономические основы оборонной безопасности”. Один из авторов военно - оборонной концепции, принятой в 1987 г. странами Варшавского договора. Принимал участие в подготовке Советской военной энциклопедии, истории Великой Отечественной войны. Под его руководством подготовлено и защищено шесть докторских и четыре кандидатских диссертаций.
М.А. Гареев - лауреат государственных премий им. М.В. Фрунзе и Г.К. Жукова, награжден восемнадцатью орденами и двадцатью семью медалями.
Генерал армии Махмут Гареев по праву считается старейшиной офицерского корпуса России. Его первой войной стала Великая Отечественная. Второй — Советско-японская. Третьей — Война на истощение между Египтом и Израилем, где он служил военным советником. Четвертой — война в Афганистане. Накануне своего 95-летия прославленный военачальник нашел время, чтобы дать интервью «АиФ».
Сергей Осипов, «АиФ»: — Махмут Ахметович, ваша военная биография началась в Узбекистане. Но как вас, татарина с Урала, туда занесло?
Махмут Гареев : — Я действительно родился в Челябинске в многодетной татарской семье. Нас, детей, было 8 человек. Потом переехали в Омск. Но в начале 30-х годов в стране была страшная безработица. В поисках лучшей доли отец решил перевезти семью в Среднюю Азию, где, по слухам, жить было более сытно. Но сперва в Ташкент на разведку послали моего старшего брата. Он оттуда написал: приезжайте, здесь какую палку в землю ни воткни, всё вырастет. Семья собралась и поехала. Тогда, кстати, вышло постановление Совнаркома, чтобы татарских и башкирских переселенцев целевым образом направляли в Среднюю Азию. Общие тюркские языки и все такое. Так что почти во всех советских учреждениях Узбекистана и других республик татар много было. Одна из моих сестер, например, 40 лет проработала учительницей в узбекском кишлаке.
Перед уходом на фронт 1941 г. с отцом. Фото: Из личного архива / Махмут Гареев
Семья осела в древнем городе Карши. Я учился сперва в узбекской школе, потом в русской. А в семье говорили по-татарски, так что я с детства был полиглотом. И хотел в армии служить. Много читал про великих русских полководцев — Суворова , Кутузова , хотел быть похожим на них. Да и жизнь в Узбекистане была военная. На город, где мы жили, регулярно нападали басмачи. Они приходили из Афганистана, где хозяйничали англичане, которые через них стремились дестабилизировать обстановку в СССР. Басмачи убивали коммунистов, совслужащих, вырезали семьи, в которых дети учились в русских школах. Забегая вперед, скажу, что басмачество кончилось раз и навсегда после 22 июня 1941 года. СССР и Англия стали союзниками — и как отрезало!
Так вот, в городе Карши, где жила моя семья, для защиты от басмачей стоял 82-й кавалерийский полк. Я повадился ходить туда, играл в духовом оркестре. Сперва на альте, потом на баритоне — такой большой медной трубе. Красноармейцы меня за это кормили, а это какая-никакая помощь семье. Ну и стал воспитанником полка вместе с несколькими такими же мальчишками, как и я.
Чуть позднее 10 из нас написали заявление в военкомат. В начале 1941 года нас направили в Ташкентское пехотное училище. Им тогда командовал генерал Петров , который позднее прославился при обороне Одессы и Севастополя. Учиться пришлось недолго. 22 июня приходим с полевых занятий, кто пулемет на себе тащит, кто станок пулеметный, а нас вместо обеда строят на плацу. Через репродуктор слушаем выступление Молотова. Война началась...
В ноябре нас выпустили из училища в должности командиров взводов и направили сразу на фронт под Москву. Многие из нашего выпуска попали в 316-ю дивизию, ставшую потом Панфиловской, а меня направили в 120-ю отдельную стрелковую бригаду. Как добирался до прифронтовой Москвы — отдельная история. 50-60 километров то пешком, то на попутках. Далее — ползком на пузе, поскольку предназначенный мне 3-й батальон вел бой в окружении. Добрался. Навстречу — старшина с перевязанной рукой. Ни одного офицера в строю не осталось, да и бойцов человек 40 при штатной численности 400 человек. Командовал батальоном этот старшина, получил ранение, сдал мне дела и отбыл в медсанбат. Так что первая моя должность на войне — комбат. Был я им, правда, недолго, пока не прибыл более опытный офицер, капитан Губкин . Я получил 1-ю роту. А взводом так ни разу и не покомандовал.
С боевыми товарищами, 1 мая 1945-о г. Фото: Из личного архива / Махмут Гареев
— Что самое страшное на войне?
— Самое страшное — это не когда стреляют. Самое страшное — это весна и осень. Днем солнце пригреет, земля оттает, сделается мокрой. Если надо идти в атаку и немцы нас огнем к земле прижмут — вот тогда беда! Плюхнешься в лужу или залитую водой воронку. И часами головы не поднять. Лежишь на раскисшей земле и медленно замерзаешь.
— И как спасались?
— Водкой спасались. Правда, ее выдавали только зимой и поздней осенью. Только водкой от холода и спасались. На случай, если 100 граммов старшина выдать не успеет, когда была возможность перед боем запасались в военторге тройным одеколоном. Тоже выручало...
— Помните, как в первый раз ранило?
— А как же! Дело было в августе 1942-го. Шел в атаку у деревни Варганово Калужской области. Сейчас ее уже нет на карте. В правой руке граната, в левой пистолет. Вот в левую-то руку между большим и указательным пальцем немецкая пуля и попала. Прошла через ладонь, кость не задета. Я думал, обойдется, но через 2 дня ладонь стала распухать. Пошел ночью в армейский госпиталь неподалёку. Хирурги там злые, по трое суток не спали, и сразу говорят: отвоевался! Сейчас кисть отрежем, чтобы гангрены не было. У них, в госпиталях, хорошим показателем считался большой поток раненых. Если бы мне кисть сразу отрезали, я бы 15 дней пролечился — и до свидания. Но я от ампутации отказался и показатели госпиталю испортил!
Ладно, шучу, не испортил. Выручила меня старушка — хирургическая сестра. Идёт, говорит, утром санитарный эшелон на Рязань, ступай на станцию, я тебя запишу. Полтора месяца лечился, но руку сохранил. После, в 43-м, был осколок в голову, потом были пуля в левую ногу, сыпной тиф в Манчжурии во время войны с Японией, контузия в Афганистане в 1990-м...
Афган, 1989 г. Фото: Из личного архива / Махмут Гареев
— Так ведь Ограниченный контингент вроде бы в 89-м вывели.
— Контингент-то вывели, а я остался — главным военным советником при президенте Наджибулле . А контузило меня при таких обстоятельствах. Выехали из советского посольства на бронированном УАЗе. Видимо, талибы это дело засекли. На окраине Кабула рядом с машиной разорвался снаряд. Контузия, никакой храбрости мне на этот раз не потребовалось. Зато потом такие времена настали, что храбрость надо было проявлять в мирной жизни. И в своей стороне, а не в Афганской.
— В смысле?
— В смысле, чтобы Советский Союз от распада спасти. При определенных условиях это было можно сделать. Это я вам как бывший замначальника Генерального штаба говорю!
Махмут Гареев. Фото: / Сергей Осипов
иностранные награды
Махму́т Ахме́тович Гаре́ев (род. 23 июля , Челябинск , СССР) - советский и российский военный деятель , военачальник , генерал армии в отставке, доктор военных и доктор исторических наук , профессор . Военный теоретик.
Биография
Военные годы
Военная служба в СССР
Лекцией М.А. Гареева «Россия в войнах XX века» 25 марта 2004 года был открыт проект публичных лекций Полит.ру .
Награды
В 1998 году М.А. Гареев стал первым лауреатом Государственной премии Российской Федерации имени Маршала Советского Союза Г.К. Жукова - за книгу «Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства» (1996 год)
Напишите отзыв о статье "Гареев, Махмут Ахметович"
Примечания
Ссылки
- / Людмила Терновая. ИА «Башинформ»
Отрывок, характеризующий Гареев, Махмут Ахметович
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили. И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену, и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu"il vous donne l"amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
Родился 23 июля 1923 года в городе Челябинске, в семье рабочего. Отец, Ахмет Гареев (1881 г. рожд.), - рабочий. Мать, Рахима Гареева (1892 г. рожд.), - домохозяйка. Сын, Тимур Махмутович Гареев (1961 г. рожд.), окончил общевойсковое училище, Военную академию имени М. В. Фрунзе. Ныне полковник Российской Армии. Дочь, Галия Махмутовна Крайнова (1952 г. рожд.), окончила Ташкентский государственный университет, работает преподавателем английского языка.
За неделю до Великой Отечественной войны Махмут Гареев становится курсантом Ташкентского пехотного училища имени В. И. Ленина. Восемнадцатилетний паренек рвался на фронт. Учиться пришлось недолго - пять месяцев, и уже в ноябре 1941 года он - командир стрелкового взвода, исполняющий обязанности командира роты 99-й отдельной Таджикской стрелковой бригады Среднеазиатского военного округа.
Спустя два месяца молодого офицера зачисляют слушателем курсов "Выстрел". А еще через четыре месяца Махмут Гареев в составе 120-й отдельной стрелковой бригады в должности командира роты направляется на Западный фронт. И сразу попадает в самое пекло.
Находясь в обороне, бригада отражала ожесточенные атаки противника. Только что прибывшему на КП бригады лейтенанту Гарееву следовало почти по открытой местности, под непрерывной бомбежкой и артиллерийским обстрелом добраться до расположения третьего батальона. Вскоре пулеметно-ружейный огонь плотно прижал его к земле. Он полз вперед, пользуясь естественными укрытиями. Примерно через полтора часа Махмуту удалось добраться до наблюдательного пункта батальона. Оказалось, что из строя вышли все офицеры. Встретил прибывшего лейтенанта старший сержант Щербина, исполнявший обязанности комбата. Не раздумывая, Гареев принимает командование батальоном на себя. А противник продолжает наседать. Потери растут. Уже дважды немецкие танки прорывались вглубь обороны, но их удавалось уничтожить или повредить противотанковыми минами или из противотанковых ружей. По приказу Гареева бойцы заняли наиболее удобные позиции. Из оставшихся трех пулеметов был создан резерв батальона, и пулеметчики перебрасывались туда, где возникала опасность прорыва пехоты противника. Два дня дрался батальон, руководимый только что прибывшим на фронт офицером. Немцы, потеряв немало техники и живой силы, вынуждены были отойти на исходные позиции. К этому времени в батальон прибыл капитан Губкин, и Гареев принял первую роту.
В августе 1942 года Гареев в должности исполняющего обязанности командира батальона впервые участвовал в наступательном бою. Два взвода ворвались в первую траншею противника на окраине деревни Варганово. Остальные подразделения залегли под огнем противника. Обстановка складывалась весьма сложная. Личный пример офицера Гареева решил исход боя. В результате стремительного броска наступающих и сильного минометного огня опорный пункт Варганово был взят. Махмут получил ранение, но продолжал руководить боем. Затем последовало короткое пребывание в госпитале. И снова фронт. Вскоре новое ранение и контузия.
Победный 45-й год Гареев встретил помощником начальника оперативного отдела штаба 45-го стрелкового корпуса 5-й армии 3-го Белорусского фронта.
Опыт, накопленный в боях на Западном и 3-м Белорусском фронтах, - пригодился Гарееву, когда он в должности старшего помощника начальника отделения по использованию опыта войны оперативного отдела штаба 5-й армии прибыл в состав 1-го Дальневосточного фронта. Там вскоре Гареев и его товарищи праздновали победу над милитаристской Японией. С чувством торжества вспоминали бои, как на западе в годы Великой Отечественной, так и на востоке, где была поставлена последняя точка Второй мировой войны.
После сравнительно непродолжительной службы в оперативном отделе штаба 5-й армии Приморского военного округа М. А. Гареева направляют на учебу в Военную академию имени М. В. Фрунзе. Для него это были годы напряженного труда, глубокого осмысления обретенного на войне опыта. В конце 1950 года Гареев с золотой медалью завершает учебу в академии. К этому времени он почувствовал "вкус" к научной деятельности. Им были написаны первые работы, обобщающие опыт прошедшей войны.
Вскоре Гареев получает новое назначение и отбывает в Белорусский военный округ на должность начальника штаба 152-го гвардейского стрелкового полка 50-й гвардейской стрелковой дивизии. Через пять месяцев опытного офицера переводят в отдел оперативного управления штаба Белорусского военного округа на должность старшего офицера. Спустя еще четыре с половиной года полковник Гареев становится начальником штаба 120-й гвардейской стрелковой дивизии.
С конца 1957 года Махмут Ахметович - слушатель Военной академии имени К. Е. Ворошилова (с 1958 года - Военная академия Генерального штаба Вооруженных Сил СССР), которую в конце 1959 года оканчивает также с золотой медалью.
И снова - прощай Москва! Здравствуй, Белоруссия, где уже довелось и повоевать и послужить. С ноября 1959 года и по сентябрь 1970 года полковник, а позднее генерал Гареев последовательно занимает должности: заместитель командира гвардейской мотострелковой дивизии, командир гвардейского учебного мотострелкового полка, заместитель командира гвардейской учебной танковой дивизии, командир той же танковой дивизии, наконец, начальник штаба - первый заместитель командующего общевойсковой армией.
Далее генерал Гареев назначается начальником штаба Главного военного советника в вооруженных силах Объединенной Арабской Республики. В 1989 - 1991 годах Махмут Ахметович - советник Президента Демократической Республики Афганистан по военным вопросам.
Вернувшись из ДРА, генерал Гареев стал начальником штаба - первым заместителем командующего, членом Военного совета Уральского военного округа.
Из Свердловска М. А. Гареев возвратился в Москву, возглавил Военно-научное управление Генштаба ВС СССР. Затем он становится начальником 7-го управления - заместителем начальника Главного оперативного управления Генштаба ВС СССР, наконец, заместителем начальника Генерального штаба ВС СССР.
С 1993 года Махмут Ахметович Гареев - президент Академии военных наук. Он - доктор военных наук и доктор исторических наук, автор многих книг. Среди них такие издания, как "Общевойсковые учения", "Фрунзе - военный теоретик", "Военная наука", "Неоднозначные страницы войны", "Контуры вооруженной борьбы будущего". Особое место в его творчестве занимает книга "Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства". Она удостоена Государственной премии имени Г. К. Жукова. М. А. Гареев - автор более 250 научных работ. Ряд его трудов издан за рубежом.
Генерал армии Махмут Ахметович Гареев награжден 19 орденами и 30 медалями.
Основные увлечения генерала армии - спорт, чтение и музыка.
— не только пафосный парад на Красной площади, георгиевские ленточки на лацканах и ветераны как уходящая натура. Это отсчет нового времени, которое нам предстоит еще осознать. Об этом наш разговор с боевым офицером и одним из крупнейших отечественных военных теоретиков. С ним беседует редактор отдела «Общество» Гузель Агишева.
— Махмут Ахметович, как для вас началась война?
— В марте 1941-го я поступил в Ташкентское военное училище. В тот самый день, 22 июня, вернулись с полевых занятий — жара, я тащил на себе станок от пулемета «максим». Обычно умывались и шли обедать, а тут говорят — строиться на стадионе. Построили, дали послушать речь Молотова в записи. Рядом со мной стоял товарищ мой, Морожников, он говорит: «Все за месяц-два кончится, как на Хасане и Халхин-Голе. Здесь будем сидеть, так на войну и не попадем». Мы были воспитаны на героике, хотели на войну! Помню в «Пионерской правде» письмо: вы, люди старшего поколения, совершили революцию, провели индустриализацию, папанинцы исследуют Ледовитый океан — оставьте хоть что-нибудь на нашу долю!.. Морожников погиб под Сталинградом в 42-м.
В ноябре нас выпустили, мы прибыли под Истру, которую обороняла 5-я армия. Добирались ночью. Иду вдоль траншеи, встречаю раненого старшину. Спрашиваю, где третий батальон, он отвечает: «Ну, я из третьего батальона, хожу раненый уже третий день. Офицеров там нет…» Так я принял командование батальоном, поскольку был все же уже лейтенант. От батальона, в котором 500 человек, на тот момент осталось не более 50 — они уже подвергались и артиллерийскому огню, и минометному, и бомбежкам.
Иному за всю жизнь столько не пережить
— Страшно было?
— Конечно, нелегко. Однажды вытаскивал тяжелораненого, и мы на минное поле попали. Каждое движение как последнее. За те несколько часов пережили столько, что иному и за всю жизнь не испытать. Воевал под Москвой, дважды участвовал в наступлении, в августе 42-го был в первый раз ранен, попал в госпиталь, вернулся снова в свою часть — она уже стала 50-й лыжной бригадой. Воевали в Смоленской области, под Витебском, освобождали Белоруссию, Литву. Белорусских партизан часто видели, а вот партизан польских… Была же Армия крайова и Армия людова. Армия крайова поддерживала польское правительство в изгнании, они и в нас стреляли. Лежит поляк и вдруг стреляет в меня. Я подбежал, хотел его пристрелить. А он как щенок весь дрожит, ему, наверно, лет 17, скорчился, плачет. Я просто отобрал у него оружие. С польской стороны таких было немало.